Автор: Марина Чигорина/Медея
Я люблю возить воду. И все, что полагается для воды – тоже люблю возить: кулеры, помпы, стойки. Это сложно объяснить; но мое глубокое убеждение – что вода - самое совершенное, что есть на Земле. И обращаться с ней надо соответственно.
Мне нравится изящный лаконизм стоек под пойнты (девятнадцатилитровые бутыли). Нравятся помпы, этакие хозяюшки, позволяющие сберечь каждую каплю.
Почему то никто не помнит или не хочет помнить, что воды, пригодной для питья, на Земле всего 1,1%?! Так что помпы – величайшее изобретение по моему «водовозному» мнению.
Крупные редкие капли-разведчицы шлепнулись на лобовое стекло. Дождь чуть помедлил, а потом обрушился сплошным потоком, дворники не справлялись: едва успевали смывать текущую, слоистую картину улицы за стеклом.
Мой микроавтобус стоял на перекрестке, когда спокойное течение мыслей прервал телефонный звонок:
- Так, все понимаю, но надо забрать пустую тару у одного постоянного клиента возле Таврического – деловито-нахрапистая скороговорка диспетчера Викторовича не давала возможности втиснуть хоть одно слово в ответ.
Черт, черт, черт! Аврал! Цейтнот! Мой день и без того расписан поминутно. Я и без того еле успеваю (как и остальные водовозы). Непредвиденная пробка, капризный или забывчивый клиент - это постоянная угроза невыполнения графика.
Вообще то, у нас не принято вот так, по телефону, давать задания. Маршрут четко расписан утром, при получении листа-разноски. Корректировка просто невозможна. Но – жизнь на то и жизнь, чтобы постоянно происходило что-то из того, что «не принято».
- Альберт Викторович, вот как я успею?! Тем более, к Таврическому!
- А я знаю, как ты успеешь?! Хочешь, я поеду вместо тебя развозить, а ты сядешь на мое место?
И чуть мягче добавил:
– Да клиент постоянный и сложный, на днях прилетел откуда-то из Сингапура. Христа ради, заедь к нему! Или давай местами меняться.
…На место Викторовича я не хотел. Лучше кататься по городу и таскать тяжести, разговаривать с людьми и приходить домой убитым. Мне нравилось быть водовозом, и точка.
Светофор зажег зеленый глаз. Да, перекресток на проспекте Славы и Белгородской – не лучшее место для разговоров. Хорошо, что хоть микрофон в ухе, руки свободно лежат на руле. Уголком глаза я успел заметить справа женщину на пассажирском сидении в окне белого Хундая. Хундай рванул и пропал в водяной завесе дождя.
А у меня еще пару мгновений перед глазами стояло лицо незнакомки, сосредоточенное и отрешенное. Вместе с неприятным ощущением, что я подглядывал за чужой жизнью, пришло четкое осознание: плохой день. Сегодня меня ждут неудачи…
Первая неудача поджидала у дверей по третьему адресу. (9-ая линия, тихий дворик за углом крошечной кондитерской «Невские берега»). Мне не открывали, телефон не отвечал. Новенький кодовый замок стойко хранил тайну – кнопки еще не успели затереться. Да, один из талантов водовоза – это умение попадать в запертую парадную.
Подошедшая пожилая дама с ярким пакетом (язык не поворачивался назвать ее бабусей) долго и подозрительно рассматривала меня, раздумывая – впустить ли. Наконец, качнув огромными, зелеными в крапинку камнями в сережках, соизволила одобрительно кивнуть.
Нужно было подняться на третий этаж. Меня, все же, ждали: дверь квартиры открыта настежь, на пороге стоит инвалидная коляска. В коляске сидел старик.
- Вы опоздали, молодой человек! - проскрипел старикан, резво крутнулся и покатился вглубь темного коридора. Кажется, я нарвался на клиента из самой нелюбимой категории. Такие ворчали, брюзжали, выражали недовольство всеми известными способами.
Что их объединяло - они обязательно заводили разговоры, что вся вода, которую нынче продают, из водопроводного крана. Что все вокруг жулье. Мне казалось, что вода в привезенных бутылях становилась мертвой, теряла свою игристую прозрачность, переставала отбрасывать солнечные блики рядом с такими людьми.
Год назад, вначале карьеры водовоза, я пытался рассказывать, что наша вода – чистейшая и вкуснейшая, ЖИВАЯ, с уникальным составом, добывает ее из двух артезианских скважин, что они (скважины) находятся в пригороде, что там же у нас завод по очистке- розливу и т.п.
Потом понял – все бесполезно. Эти люди живут в дремучем лесу недоверия и ненависти, им проще жить с осознанием, что все вокруг лгут и воруют. Однако, несмотря на все ворчание, воду они покупали только у нас.
… Старик впервые сделал заказ: два пойнта и подставка с краником. Он долго и придирчиво изучал свою покупку, выпил бокал воды, хмыкнул, но расплачиваться не торопился.
- Что, из белой бочки водичка?
- Нет, из артезианской скважины.
Старик сморщился, как от зубной боли:
- Вы же водовоз, молодой человек! Вы должны знать, что в белых бочках возят чистую, питьевую воду из Невы! А в желтых и зеленых - вода для хознужд. Такую набирают в Фонтанке или каналах. Вернее, набирали. До 1846 года… Граф Эссен-Стенбок-Фермор построил первый водопровод.
Хотя – и после строительства водопровода питерцы не хотели пить воду из труб. Граф таки разорился! Питерцы любили своих водовозов. А у вас – хорошая вода. Такая, какую пила Джесси, пока Моргиана ее не убила. Воду. Да. Так сколько я вам должен?
Кажется, я ошибся. Старикан был не вредный, просто немного странный. Да не немного – сумасшедший на всю голову! Он опять лихо развернулся и укатил вглубь пустой квартиры. Удивительно – дед перемещался на коляске не как несчастный инвалид, а как мальчишка, которому посчастливилось покататься на диковинном транспорте.
Чудаковатый клиент расплатился, не стал брать сдачу и выдал на прощание:
- Я так понял по вашему выражению лица, что вы не знаете, как Моргиана убила воду Джесси?! И подумали, что я чокнутый? Это Грин, юноша. Александр Грин. Мне почему-то казалось, что Водовозы должны читать Грина.
… У меня дома стоял шеститомник Грина 1965 года издания, прочитанный от корки и до корки. Там не было ничего про Моргиану и убитую воду. Не знаю, как и кого убила Моргиана, но старикан точно убил прорву моего времени.
Дождь прекратился так же внезапно, как и начался. Улицы выглядели чисто умытыми, небо было, как и полагается в июне, синим и бездонным. Спешащие по своим делам девушки, все, как одна, казались красавицами. Я уж подумал, что предчувствие обмануло и сокрушительные несчастья обойдут стороной.
Но в двух следующих адресах подряд не работали лифты. Я бегал почти бегом с бутылями. Последний адрес был офисом. Я успел до конца рабочего дня, но еще надо было ехать за пустой тарой. На Потемкинскую…
Болели руки и гудели ноги. Я злился на неработающие лифты, Викторовича, на вынужденный огромный крюк по вечернему Питеру и пробки, на то, что рабочий день растянулся до ночи. Злился, что не успею отдохнуть, и завтра день начнется с ноющей боли в плечах. Заранее был сердит на последнего клиента, к которому послал Викторыч.
- Ты?! Проходи! – в просторной пустой прихожей с белыми стенами и темным, почти черным паркетом, стоял мой бывший одноклассник и однокурсник, с которым мы не виделись лет десять.
- Ты что, развозишь воду? – я видел, что он лихорадочно пытается найти верную интонацию. Снисходительный тон, полагающийся успешному человеку в разговоре с обслуживающим персоналом, был слишком простым выходом из ситуации.
Вадим никогда не принимал очевидных решений. Второй вариант – дружеские похлопывания по плечу и лицемерное не-замечание разницы наших положений - тоже был слишком прост и очевиден для него.
- Пойдем. Пойдем! У нас есть холодный арбуз, и я тебя познакомлю с…
Из белоснежной огромной прихожей мы попали в апельсиновую кухню. Веселую, яркую, невероятного апельсинового цвета кухню-столовую.
Где за блестящим оранжевым столом сидела Аэлита и ела с белой тарелки красный арбуз, порезанный на кубики.
Моя Аэлита. Она, все-таки, оказывается, выходила из дома.
Главное отличие жизни от кино – это то, что в кино никогда не случаются невероятные совпадения.
Кино - нечто среднеарифметическое, усредненное, иначе оно не будет похоже на «правду жизни». Только в жизни случаются чудовищные, безобразные, абсолютно невероятные совпадения.
Такие, как сейчас.
Мы сидели втроем за столом и ели экологически чистый арбуз без семечек. И молчали.
- Послушай, ты же вроде бы, когда ушел из универа, занимался профессиональными гонками, и успешно? – Вадим пристально смотрел на меня. Он все еще никак не мог найти нужную линию поведения.
Я неопределенно пожал плечами. Кстати, хороший способ – когда не хочешь врать и не хочешь говорить правду.
- Ну, понятно. – Вадим усмехнулся.
- А что, собственно, тебе понятно? – спросила Аэлита напряженным, некрасивым голосом.
- Ты хочешь поговорить о теории успеха и о грязной власти денег, которые, впрочем, несмотря на грязь, любишь? – мне показалось, что Вадим продолжает старый спор – ты мне нравишься такая, какая есть.
Не надо (он запнулся, подыскивая слово) провинциального идеализма.
Ты хочешь сказать, что успех ничего не значит?
Что ум, талант и работоспособность – ничто рядом с ленивым плаваньем по течению? Извини, это я не о тебе – добавил Вадим, повернувшись ко мне. Так, что стало понятно: это он именно обо мне.
Мы с Аэлитой молчали и переглядывались.
- О, да вы, кажется, знакомы? Вот так номер…– он был проницательным, сильным и умным. Он был талантливым и никогда не плыл по течению. Он делал свою жизнь сам – несколько лет назад у него была пара казино, сейчас он владел компанией, которая писала игры, и еще что-то, и еще...
Через общих друзей я слышал, что большую часть времени Вадим проводит в Ницце и где-то в Африке. А сегодня, черт возьми, он был тут, в Питере, сидел на кухне и ел арбуз с Аэлитой.
- Нет… этого я не хочу сказать. Я хочу сказать, что ты слишком серьезно относишься к самому себе и это… очень по плебейски – твердо, но тихо ответила девушка.
- Хорошо. Тогда давай сделаем так: ты встаешь и уходишь с водовозом. Не плебеем, да? Или остаешься со мной. Вот так, просто: чет или нечет. И больше мы не возвращаемся к этому разговору. В любом случае – хоть уходишь, хоть остаешься.
Апельсиновая кухня стала серого цвета. За огромным окном повисло безвременье летней ночи. Аэлита встала и сделала шаг навстречу.
За ее спиной, на столе, среди замысловатых кухонных агрегатов, стоял пойнт, наполовину наполненный неподвижной, тяжелой водой. Мертвой…
Еще один шаг, она чуть покачнулась и прикоснулась губами к моей щеке. Да, от нее пахло персиками и летом. Как я и думал. Ее губы были еще нежнее, а волосы еще шелковистее, чем мне всегда казалось.
- Извини. Прости меня. Я не пойду с тобой.
***
Было уже очень поздно, когда в дверь моей комнаты тихонько постучали.
- Ты не спишь? У тебя все в порядке? – бабушка бесплотной тенью проскользнула и плюхнулась на диван. Маленькая и высохшая, похожая на серую лесную птицу. Вот уже лет шесть мы с ней играем в замечательную игру: оба делаем вид, что она живет со мной не из-за старческой немощи, а потому, что это я без нее пропаду.
- Да, нормально.
- Что-то ищешь? – она остреньким подбородком кивнула в сторону вытащенных из шкафов стопок книг.
- У Грина есть вещь про Джесси и Моргиану, живую и мертвую воду?
- Да, есть. Просто эту повесть почти не издавали. Но ведь у тебя что-то случилось? Дело же не в книге?
- Ну да. Живая, не книжная Аэлита не захотела сегодня уйти со мной.
- Это была не та Аэлита. С другой звезды.
Ну конечно! Как же я сразу не понял. Она была настоящей и прекрасной, просто - не с той звезды. Аэлита с другой звезды…
Я завел будильник на 6:00. Неудачный день закончился.
Все права защищены.
При перепечатке материалов обязательна ссылка на сайт www.vodopoint.ru
Я люблю возить воду. И все, что полагается для воды – тоже люблю возить: кулеры, помпы, стойки. Это сложно объяснить; но мое глубокое убеждение – что вода - самое совершенное, что есть на Земле. И обращаться с ней надо соответственно.
Мне нравится изящный лаконизм стоек под пойнты (девятнадцатилитровые бутыли). Нравятся помпы, этакие хозяюшки, позволяющие сберечь каждую каплю.
Почему то никто не помнит или не хочет помнить, что воды, пригодной для питья, на Земле всего 1,1%?! Так что помпы – величайшее изобретение по моему «водовозному» мнению.
Крупные редкие капли-разведчицы шлепнулись на лобовое стекло. Дождь чуть помедлил, а потом обрушился сплошным потоком, дворники не справлялись: едва успевали смывать текущую, слоистую картину улицы за стеклом.
Мой микроавтобус стоял на перекрестке, когда спокойное течение мыслей прервал телефонный звонок:
- Так, все понимаю, но надо забрать пустую тару у одного постоянного клиента возле Таврического – деловито-нахрапистая скороговорка диспетчера Викторовича не давала возможности втиснуть хоть одно слово в ответ.
Черт, черт, черт! Аврал! Цейтнот! Мой день и без того расписан поминутно. Я и без того еле успеваю (как и остальные водовозы). Непредвиденная пробка, капризный или забывчивый клиент - это постоянная угроза невыполнения графика.
Вообще то, у нас не принято вот так, по телефону, давать задания. Маршрут четко расписан утром, при получении листа-разноски. Корректировка просто невозможна. Но – жизнь на то и жизнь, чтобы постоянно происходило что-то из того, что «не принято».
- Альберт Викторович, вот как я успею?! Тем более, к Таврическому!
- А я знаю, как ты успеешь?! Хочешь, я поеду вместо тебя развозить, а ты сядешь на мое место?
И чуть мягче добавил:
– Да клиент постоянный и сложный, на днях прилетел откуда-то из Сингапура. Христа ради, заедь к нему! Или давай местами меняться.
…На место Викторовича я не хотел. Лучше кататься по городу и таскать тяжести, разговаривать с людьми и приходить домой убитым. Мне нравилось быть водовозом, и точка.
Светофор зажег зеленый глаз. Да, перекресток на проспекте Славы и Белгородской – не лучшее место для разговоров. Хорошо, что хоть микрофон в ухе, руки свободно лежат на руле. Уголком глаза я успел заметить справа женщину на пассажирском сидении в окне белого Хундая. Хундай рванул и пропал в водяной завесе дождя.
А у меня еще пару мгновений перед глазами стояло лицо незнакомки, сосредоточенное и отрешенное. Вместе с неприятным ощущением, что я подглядывал за чужой жизнью, пришло четкое осознание: плохой день. Сегодня меня ждут неудачи…
Первая неудача поджидала у дверей по третьему адресу. (9-ая линия, тихий дворик за углом крошечной кондитерской «Невские берега»). Мне не открывали, телефон не отвечал. Новенький кодовый замок стойко хранил тайну – кнопки еще не успели затереться. Да, один из талантов водовоза – это умение попадать в запертую парадную.
Подошедшая пожилая дама с ярким пакетом (язык не поворачивался назвать ее бабусей) долго и подозрительно рассматривала меня, раздумывая – впустить ли. Наконец, качнув огромными, зелеными в крапинку камнями в сережках, соизволила одобрительно кивнуть.
Нужно было подняться на третий этаж. Меня, все же, ждали: дверь квартиры открыта настежь, на пороге стоит инвалидная коляска. В коляске сидел старик.
- Вы опоздали, молодой человек! - проскрипел старикан, резво крутнулся и покатился вглубь темного коридора. Кажется, я нарвался на клиента из самой нелюбимой категории. Такие ворчали, брюзжали, выражали недовольство всеми известными способами.
Что их объединяло - они обязательно заводили разговоры, что вся вода, которую нынче продают, из водопроводного крана. Что все вокруг жулье. Мне казалось, что вода в привезенных бутылях становилась мертвой, теряла свою игристую прозрачность, переставала отбрасывать солнечные блики рядом с такими людьми.
Год назад, вначале карьеры водовоза, я пытался рассказывать, что наша вода – чистейшая и вкуснейшая, ЖИВАЯ, с уникальным составом, добывает ее из двух артезианских скважин, что они (скважины) находятся в пригороде, что там же у нас завод по очистке- розливу и т.п.
Потом понял – все бесполезно. Эти люди живут в дремучем лесу недоверия и ненависти, им проще жить с осознанием, что все вокруг лгут и воруют. Однако, несмотря на все ворчание, воду они покупали только у нас.
… Старик впервые сделал заказ: два пойнта и подставка с краником. Он долго и придирчиво изучал свою покупку, выпил бокал воды, хмыкнул, но расплачиваться не торопился.
- Что, из белой бочки водичка?
- Нет, из артезианской скважины.
Старик сморщился, как от зубной боли:
- Вы же водовоз, молодой человек! Вы должны знать, что в белых бочках возят чистую, питьевую воду из Невы! А в желтых и зеленых - вода для хознужд. Такую набирают в Фонтанке или каналах. Вернее, набирали. До 1846 года… Граф Эссен-Стенбок-Фермор построил первый водопровод.
Хотя – и после строительства водопровода питерцы не хотели пить воду из труб. Граф таки разорился! Питерцы любили своих водовозов. А у вас – хорошая вода. Такая, какую пила Джесси, пока Моргиана ее не убила. Воду. Да. Так сколько я вам должен?
Кажется, я ошибся. Старикан был не вредный, просто немного странный. Да не немного – сумасшедший на всю голову! Он опять лихо развернулся и укатил вглубь пустой квартиры. Удивительно – дед перемещался на коляске не как несчастный инвалид, а как мальчишка, которому посчастливилось покататься на диковинном транспорте.
Чудаковатый клиент расплатился, не стал брать сдачу и выдал на прощание:
- Я так понял по вашему выражению лица, что вы не знаете, как Моргиана убила воду Джесси?! И подумали, что я чокнутый? Это Грин, юноша. Александр Грин. Мне почему-то казалось, что Водовозы должны читать Грина.
… У меня дома стоял шеститомник Грина 1965 года издания, прочитанный от корки и до корки. Там не было ничего про Моргиану и убитую воду. Не знаю, как и кого убила Моргиана, но старикан точно убил прорву моего времени.
Дождь прекратился так же внезапно, как и начался. Улицы выглядели чисто умытыми, небо было, как и полагается в июне, синим и бездонным. Спешащие по своим делам девушки, все, как одна, казались красавицами. Я уж подумал, что предчувствие обмануло и сокрушительные несчастья обойдут стороной.
Но в двух следующих адресах подряд не работали лифты. Я бегал почти бегом с бутылями. Последний адрес был офисом. Я успел до конца рабочего дня, но еще надо было ехать за пустой тарой. На Потемкинскую…
Болели руки и гудели ноги. Я злился на неработающие лифты, Викторовича, на вынужденный огромный крюк по вечернему Питеру и пробки, на то, что рабочий день растянулся до ночи. Злился, что не успею отдохнуть, и завтра день начнется с ноющей боли в плечах. Заранее был сердит на последнего клиента, к которому послал Викторыч.
- Ты?! Проходи! – в просторной пустой прихожей с белыми стенами и темным, почти черным паркетом, стоял мой бывший одноклассник и однокурсник, с которым мы не виделись лет десять.
- Ты что, развозишь воду? – я видел, что он лихорадочно пытается найти верную интонацию. Снисходительный тон, полагающийся успешному человеку в разговоре с обслуживающим персоналом, был слишком простым выходом из ситуации.
Вадим никогда не принимал очевидных решений. Второй вариант – дружеские похлопывания по плечу и лицемерное не-замечание разницы наших положений - тоже был слишком прост и очевиден для него.
- Пойдем. Пойдем! У нас есть холодный арбуз, и я тебя познакомлю с…
Из белоснежной огромной прихожей мы попали в апельсиновую кухню. Веселую, яркую, невероятного апельсинового цвета кухню-столовую.
Где за блестящим оранжевым столом сидела Аэлита и ела с белой тарелки красный арбуз, порезанный на кубики.
Моя Аэлита. Она, все-таки, оказывается, выходила из дома.
Главное отличие жизни от кино – это то, что в кино никогда не случаются невероятные совпадения.
Кино - нечто среднеарифметическое, усредненное, иначе оно не будет похоже на «правду жизни». Только в жизни случаются чудовищные, безобразные, абсолютно невероятные совпадения.
Такие, как сейчас.
Мы сидели втроем за столом и ели экологически чистый арбуз без семечек. И молчали.
- Послушай, ты же вроде бы, когда ушел из универа, занимался профессиональными гонками, и успешно? – Вадим пристально смотрел на меня. Он все еще никак не мог найти нужную линию поведения.
Я неопределенно пожал плечами. Кстати, хороший способ – когда не хочешь врать и не хочешь говорить правду.
- Ну, понятно. – Вадим усмехнулся.
- А что, собственно, тебе понятно? – спросила Аэлита напряженным, некрасивым голосом.
- Ты хочешь поговорить о теории успеха и о грязной власти денег, которые, впрочем, несмотря на грязь, любишь? – мне показалось, что Вадим продолжает старый спор – ты мне нравишься такая, какая есть.
Не надо (он запнулся, подыскивая слово) провинциального идеализма.
Ты хочешь сказать, что успех ничего не значит?
Что ум, талант и работоспособность – ничто рядом с ленивым плаваньем по течению? Извини, это я не о тебе – добавил Вадим, повернувшись ко мне. Так, что стало понятно: это он именно обо мне.
Мы с Аэлитой молчали и переглядывались.
- О, да вы, кажется, знакомы? Вот так номер…– он был проницательным, сильным и умным. Он был талантливым и никогда не плыл по течению. Он делал свою жизнь сам – несколько лет назад у него была пара казино, сейчас он владел компанией, которая писала игры, и еще что-то, и еще...
Через общих друзей я слышал, что большую часть времени Вадим проводит в Ницце и где-то в Африке. А сегодня, черт возьми, он был тут, в Питере, сидел на кухне и ел арбуз с Аэлитой.
- Нет… этого я не хочу сказать. Я хочу сказать, что ты слишком серьезно относишься к самому себе и это… очень по плебейски – твердо, но тихо ответила девушка.
- Хорошо. Тогда давай сделаем так: ты встаешь и уходишь с водовозом. Не плебеем, да? Или остаешься со мной. Вот так, просто: чет или нечет. И больше мы не возвращаемся к этому разговору. В любом случае – хоть уходишь, хоть остаешься.
Апельсиновая кухня стала серого цвета. За огромным окном повисло безвременье летней ночи. Аэлита встала и сделала шаг навстречу.
За ее спиной, на столе, среди замысловатых кухонных агрегатов, стоял пойнт, наполовину наполненный неподвижной, тяжелой водой. Мертвой…
Еще один шаг, она чуть покачнулась и прикоснулась губами к моей щеке. Да, от нее пахло персиками и летом. Как я и думал. Ее губы были еще нежнее, а волосы еще шелковистее, чем мне всегда казалось.
- Извини. Прости меня. Я не пойду с тобой.
***
Было уже очень поздно, когда в дверь моей комнаты тихонько постучали.
- Ты не спишь? У тебя все в порядке? – бабушка бесплотной тенью проскользнула и плюхнулась на диван. Маленькая и высохшая, похожая на серую лесную птицу. Вот уже лет шесть мы с ней играем в замечательную игру: оба делаем вид, что она живет со мной не из-за старческой немощи, а потому, что это я без нее пропаду.
- Да, нормально.
- Что-то ищешь? – она остреньким подбородком кивнула в сторону вытащенных из шкафов стопок книг.
- У Грина есть вещь про Джесси и Моргиану, живую и мертвую воду?
- Да, есть. Просто эту повесть почти не издавали. Но ведь у тебя что-то случилось? Дело же не в книге?
- Ну да. Живая, не книжная Аэлита не захотела сегодня уйти со мной.
- Это была не та Аэлита. С другой звезды.
Ну конечно! Как же я сразу не понял. Она была настоящей и прекрасной, просто - не с той звезды. Аэлита с другой звезды…
Я завел будильник на 6:00. Неудачный день закончился.
Все права защищены.
При перепечатке материалов обязательна ссылка на сайт www.vodopoint.ru